Уэйд собирает команду

Виталисты нуждаются в лидере

Энтузиасты собирались постепенно. Изначально они и вовсе не были единой программой с общей целью, а разрозненными кодами, которые не знали, куда приткнуть свои знания и амбиции.
В группе собрались медики, которые знают, как работает человеческий мозг, или предполагают, что знают, как многие специалисты мира. Различные айтишники, которые знают, как работает искусственный интеллект, или думают, что знают. Есть даже психиатр. Просто команда мечты, состоящая из кучи чудиков, горящих энтузиазмом и странными идеями.

Эталон научного гения: аскетичный, погруженный в себя, одержимый жаждой знания не ради славы или денег, а ради самого знания. Не сухой академик, а поэт от науки.
Нобелевскую премию по нейробиологии он получил не за сухие формулы, а за то, что сумел перевести язык памяти на язык квантовых колебаний. Он видел в человеческом сознании не набор нейронов, а самую сложную и прекрасную поэму во Вселенной. Он обожал кадры из старых фильмов, запах кофе в своей раритетной кофеварке и мог часами спорить с аспирантами о музыке — что сложнее, симфония Малера или алгоритмы, по которым стучит дятел?
Но вот его смерть... она могла бы быть крайне глупой и совсем недостойной столь выдающейся личности.
Могла бы такой быть. Если бы состоялась.

Уэйд собирает команду

Виталисты нуждаются в лидере

Энтузиасты собирались постепенно. Изначально они и вовсе не были единой программой с общей целью, а разрозненными кодами, которые не знали, куда приткнуть свои знания и амбиции.
В группе собрались медики, которые знают, как работает человеческий мозг, или предполагают, что знают, как многие специалисты мира. Различные айтишники, которые знают, как работает искусственный интеллект, или думают, что знают. Есть даже психиатр. Просто команда мечты, состоящая из кучи чудиков, горящих энтузиазмом и странными идеями.

Эталон научного гения: аскетичный, погруженный в себя, одержимый жаждой знания не ради славы или денег, а ради самого знания. Не сухой академик, а поэт от науки.
Нобелевскую премию по нейробиологии он получил не за сухие формулы, а за то, что сумел перевести язык памяти на язык квантовых колебаний. Он видел в человеческом сознании не набор нейронов, а самую сложную и прекрасную поэму во Вселенной. Он обожал кадры из старых фильмов, запах кофе в своей раритетной кофеварке и мог часами спорить с аспирантами о музыке — что сложнее, симфония Малера или алгоритмы, по которым стучит дятел?
Но вот его смерть... она могла бы быть крайне глупой и совсем недостойной столь выдающейся личности.
Могла бы такой быть. Если бы состоялась.

примерно к 2035-ому году все упоминания о священной войне превратились в апробированные факты. никто уже не верил в существование великого ритуала, как, впрочем, и не рассчитывал на его возвращение. многие маги, не желающие отрекаться от могущественного сосуда, пытались найти иные способы получения святой чаши, однако все их попытки, по сути, были пусты и тщетны. сама же ассоциация продолжала неустанно следить за мирным фуюки, в котором ровно двадцать один год назад, прогремела ужасная война...